Нарада продолжает описывать практику, внутреннее состояние ушедшего в отречение Дхритараштры. И мы можем очень многое почерпнуть из его объяснений. Хоть и кратко, однако, глубоко и ясно он объясняет то, что для некоторых в этих стихах может выглядеть пугающей майавадой. Но никакой майавады здесь нет. Бхагавата Пурана чуть ли не самая «бхактийская» Шастра, где максимально ставится акцент на отношениях с Бхагаваном, на бхакти. Но без опытной реализации того, о чем здесь говорит Нарада, никакое бхакти невозможно.

Бхакти, которое построено на предпосылках того, что два совершенно разных, отдельных существа просто по каким-то причинам или, как говорят некоторые, без всяких причин вдруг начинают любить друг друга – это не бхакти. Скорее, это реализация некоторых вкусовых предпочтений каждого из них. Как бы ни описывали эту преданность - трансцендентальная, бескорыстная, беспричинная, экстатичная, любовная и пр. – все равно будет присутствовать элемент того, что живое существо реализует свои собственные вкусы. Конечно, мы можем попытаться и эти вкусы облагородить, назвав их трансцендентальными, духовными, чистыми, вечными и т.д. Но сколько ни вешай словесных ярлыков, принципиально ничего не изменится: все равно это мои вкусы, пожелания, которые я реализую, и Бхагаван - просто объект моего вожделения, в какой бы формат мы бы ни попытались это вожделение поместить. Сторонники этого подхода не могут понять, что любые мотивы, любые причины, которые рождены ограниченным живым существом, это некие малые частности. Все устремления самого живого существа в силу органической ограниченности живого существа, также ограничены. Даже немного подумав над этим фактом, здравомыслящий человек придет к выводу, что безграничный Всевышний никак не может быть целью ограниченных устремлений живого существа. Несопоставимость. Нельзя захотеть то, что выходит за пределы наших желаний. Это элементарная логика и здравый смысл.

Поэтому вся та картина, которую, увы, описывают как бхакти, когда сам по себе существующий человечек в силу собственных симпатий вдруг открывает для себя другого мега-человечка, в которого он влюбляется, и у них начинаются встречи, лукавые взгляды, обмен нежными речами и прочий «лямур», все это просто приключение живого существа, которое не пересекается даже с самим понятием «Бог». Это есть в христианстве, в мусульманстве, в кришнаитских, шиваитских и пр. течениях. Здесь, действительно, Бог – это в лучшем случае полубог: некое очень могущественное, привлекательное живое существо, которое нам может понравиться, а мы можем понравиться ему. И в пределах некоторого мира завязываются отношения между этими существами. У человека просто нет, и не может быть другой картинки в голове. Поэтому все, что высосано из фантазии человека, даже мега-супер-свами, который жил 50-100-1000 лет назад все равно будет в рамках этого формата. Это все понятно людям, потому и привлекательно для них.

Но у Веда-шастры совсем другой подход, иная парадигма, без полноценного, предварительного понимания которой, у человека не может быть даже теоретически правильного представления, что такое бхакти, что такое связь с Бхагаваном, что такое мокша, а, соответственно, и в чем заключается садхана. Поэтому требуется изрядный адхикар, большая смелость, безграничная внимательность к Шастре и покорность Истине, именно в силу того, что это Истина, а не в категориях того, что мне в ней нравится или что я могу из нее принять. С таким подходом мы обнаруживаем, что не существует картины, где в некотором пространстве находятся два существа (человечек и человечек-бог), и между ними возникают какие-то отношения. Собственно, из такой картины и появляются выводы, что эти отношения как возникли, так они могут и исчезнуть. Это логично. Если сегодня мне Бхагаван понравился, потому что Он симпатичный, Он герой, Он так круто стреляет из лука, у Него такие занимательные отношения с подружками, почему бы мне завтра не обнаружить нечто, что меня с таким же успехом от Него оттолкнет? Почему нет? Ведь понятие Его симпатичности, того, как мы толкуем Его отважные подвиги и Его отношения с бхактами – это же наше толкование, это то, что мы выжимаем, бросив в «комбайн» нашего восприятия все эти истории, описание Его «64 качеств» и прочие полуфабрикаты. Когда миксер нашего восприятия выжимает из этого удобоваримый для нас «сок» - это наши ощущения, то, как отзываются на это наши вкусы. Какие основания быть уверенным, что в этот комбайн не попадет нечто, что будет оценено нашими вкусами, как горькое, как что-то шокирующе неприятное? Поэтому Бхактиведанта Свами и признавал, что я как пришел в духовный мир, так могу и уйти оттуда. У меня же есть свобода воли. А она основывается на моих предпочтениях. Действительно, ни о каком бхакти, ни о каком вечном пребывании с Нарайаной, ни о каком совершенстве, неизменности и прочем, здесь говорить нет никаких оснований.

Что, по словам Нарады, происходит с Дхритараштрой и что должно происходить с любым садхаком? Не нужно думать, что это частный случай Дхритараштры. Некоторые комментаторы преподносят это так: Дхритараштре просто нечего было делать, и он пошел истязать себя такими странными сложными вещами, а мы просто будем лопать сладкие шарики и прыгать под пение замечательных мантр. В атме, в самой личности Дхритараштры, обретается виджнана. Что такое виджнана? Это конкретизирующее определение, которое говорит об опытной мудрости. Если джнана предусматривает некое понимание чего-то, анализ, практику самонастроя и пр., то виджнана – это те аспекты, которые являются частью меня. Поэтому vijñānātmani в атме присутствует эта виджнана. Виджнана Кого? Того, Кого называют kṣetrajña - знающим поле. saṁyojya – соединив, погрузив в Знающего кшетру эту виджнану, которая находится в атме. pravilāpya – разрушив, растворив tam ātmānam того себя brahmaṇy ādhāre в Брахмане, Который есть основа. Как? Нарада дает уточняющее сравнение: ghaṭāmbaram – какая-то емкость с возудухом. ivāmbare – как в небе.

Кто есть этот kṣetrajña? Шастра говорит, что это само живое существо. В Гите Господь объясняет Арджуне:

Однако здесь же Кришна добавляет очень важное:

Что значит «виджнана в атме»? Это некое географическое положение или бессмысленный эпитет «в сердце», а не «в уме»? Нет. Речь идет о том, что это не просто было услышано, не просто было размазано по сердцу, чтобы ощутить, как оно отзывается в чувствах, речь идет о том, что теперь это не изымаемый кирпичик моего сознания. То, из чего состою я. Это очень сложная, красивая, удачная и глубокая формула, которую показывает Нарада. Что же там опытно разумеет и сознает йог в себе? А сознает он Того, Кто есть kṣetrajña. С одной стороны, это он сам, разумеющий поле. Под кшетрой понимается не только физическое тело, но и происходящее с ним, ощущения, которые связаны с телом и пр. Это поле жизни, поле бытия. Виджнана заключается в том, что йогин опытно разумеет, что само это свойство – способность сознавать кшетру – не просто дана ему Всевышним, это и есть присутствие в нем Всевышнего. Он - kṣetrajña. А я kṣetrajña, потому что я – Его амша. Это было не когда-то, это не факт того, что мне Всевышний сообщил это свойство, и теперь, я, как птенец, вылетел из гнезда и, может быть, когда-то я вернусь в гнездо и поблагодарю своего папу-воробья, который сообщил мне способность летать. Разумея себя kṣetrajña, мы разумеем свойство, разумея свойство, мы понимаем не просто Чье это свойство, как принадлежность, а воспринимаем Живущего. И понимаем, что этот Живущий, проецированием свойств, живет во мне, Он живет мной, я живу Им. Он – определяющий свойства, поэтому в свойствах мы находим Его

В Шветашватара Упанишаде (6.16) о Нем говорится: pradhāna-kṣetrajña-patir guṇeśaḥ

Он господин прадханы (природы) и знающего кшетру. Он - определяющий качества, дающий свойства. Поэтому йог, разумея того, Кто есть kṣetrajña, понимает, кто он таков сам, кто есть я. Это разумение, которое находится во Всевышнем. Всевышний дает это разумение. Он - kṣetrajña, поэтому и я - kṣetrajña. Оттого йог обнаруживает не тот «брахман», который изображен на картинках для народного пользования: где-то в сердце у нас стоит сияющая фигурка, и йог, скосив глаза на нос, переносит свой умственный глаз в сердце и все время таращится на фигурку, которая где-то там сияет между двумя желудочками. Йог разумеет Брахман как ādhāra, основу. Основа – не что-то отдельное, которое просто произвело меня, и не что-то нависающее надо мной, как диктатор, и я вынужден его терпеть, как слабый терпит сильного, от которого просто некуда сбежать.

Очень нужно это понять и очень сложно понять. Многие обольщаются этим. Шанкара впадает в крайность относительно этого и искажает сиддханту. Некоторые ваишнавские Ачарйи, чтобы разбить его заблуждения, занимают контрпозицию, и она не столько направлена на понимание Истины, сколько на противостояние Шанкаре, поэтому там присутствует фанатизм, который тоже искажает Шастру в страхе принять то, что Шастра говорит прямым текстом.

Очень глубокое, правильное сравнение. Живое существо в своем просветлении обнаруживает, что Брахман – это его основа. И разрушает себя нынешнего в Нем, как сосуд с воздухом разрушает себя в небе. Воздух в сосуде - то же самое небо. Небо – это и есть тот воздух, который в кувшине. О чем говорит это сравнение? О том, что нас на самом деле не существует? Или о том, что мы существуем, но в мокше мы исчезаем, поняв, что мы просто небо? Сравнение гораздо глубже и изящнее. Кувшин представляет собой искусственное обособление себя. Обособление, как то, что определяет тебя. Вот этот кусочек неба, который в кувшине, не просто номинально отделен от остального неба, но он как бы противопоставляет себя формой кувшина. «Я не просто отдельный кусочек неба, я – воздух в форме кувшина, я – воздух, наполняющий кувшин». И в конце мы приходим к мысли, что мы – кувшин с воздухом: я не просто тело, я – душа. И разрушить себя, здесь не означает просто исчезнуть. Воздух в кувшине никуда не исчезает с разрушением кувшина. Он остается. Как он был воздухом этого объема, он не становится ни больше, ни меньше, не превращается в пустоту. Нужно понять, что дело не в самом кувшине, йог не просто разрушает свое тело и все. И это не просто формальное умственное самоотождествление себя с кувшином, когда материалист думает: «я не воздух, я - сам кувшин». Разрушается нечто более важное.

Речь о том, что воздух в кувшине, благодаря кувшину, обосабливает себя. Он становится тем самым просто человечком, неким живым существом, которое, даже понимая, что природно оно едино с небом, все равно думает: небо – там, а я – здесь. Кувшин не как тело, а как искаженное понимание индивидуальности. Когда мы воспринимаем, что Бог – где-то там, а я здесь, и между нами нет никакой связи. Все эти страшные объяснения, которые мы слышали в попытках изложить философию бхеда-абхеда, показывают, что между нами общего очень мало. Мы имеем некую невнятную, называемую странным словом «духовная», природу, и на этом все наше единство заканчивается. Во всем остальном мы - сами по себе, Он - Cам по Себе. Мы можем прийти к Нему, если выполним «программу партии» на эту жизнь: отчитаем столько-то кругов, не будем есть мясо, будем соблюдать целибат и что-нибудь еще. Тогда тот «Большой дух» будет нами доволен и даст нам проходной билет на Свою бесконечную вечеринку. Если простыми словами объяснить, как показывают нам все эти таинства бхакти, это именно так и будет выглядеть. Но когда мы ломаем кувшин, мы понимаем, что в кувшине всегда было небо. Вот это очень важное базовое понимание. Не «я есть Бог», не «я равен Ему», а «я един с Ним».

Здесь возможен очень серьезный подлог понятий. Часто бхеда-абхеда определяют как отличие и тождество. На самом деле «бхеда» означает «единство», это базовое определение. «Абхеда», как разделение, это вторичное дополнение. Потому что я не отделен от Него, я не существую самостоятельным существом где-то там и просто завишу от Него. И вот это понимание как раз является фундаментом освобождения, когда мы ломаем этот кувшин, который разделяет только в моем восприятии меня и Вишну. К чему приходит живое существо? К тому, что называется в Шастре ekatva. Хотя многих яро ваишнавствующих это, между прочим, чисто шастрическое слово приводит в панику, но, тем не менее, если даже Шастру и можно искажать комментариями, то сам санскрит остается таким, как есть. Это понятие очень часто встречается в Шастре и им объясняются отношения живого существа и Вишну. В Ишопанишад (7) говорится:

Здесь нет ничего от майавады, философии, которая говорит, что существует только Брахман, а все Его самораспространения называет иллюзией. Речь идет о том, что моя связь со Всевышним, это нечто гораздо более глубокое, настоящее и объективное, нежели какие-то умственные и эмоциональные посылы, которые я отправляю к Нему. Бхагаван обнимает меня не только снаружи, но и изнутри. Сама связь между мной и Парамешварой заключается в том, что я – Его часть. Я не равен Ему, но я един с Ним. Когда приходит это единство, полностью устраняется иллюзия, о чем очень ясно говорит прочитанный стих из Шрути.

Почему это так принципиально даже в рамках садханы, не говоря уже о том, что это правда и мы должны знать правду, а не питать себя иллюзиями? Нарада отмечает, что Дхритараштра рассеял иллюзию, остановил причину желаний, отвратился от всякого вдохновения и находится в своем уединении в практике, неподвижный, незыблемый, как скала. Это что, просто продукт некоего усилия воли, когда так хочется увидеть, а каков же Он, Кришна, и оказаться в тамошних райских кущах среди молочных рек и кисельных берегов? Утвердиться в этом положении, действительно реализовать все качественно и в полном объеме невозможно никакими побуждениями веры, вдохновением преданности и пр. Это продукт виджнаны экатвы, когда ты понимаешь Брахман, как основу. Это означает, что все то, что ты мнил о себе, представляя себя кувшином с воздухом, это заблуждения. Ты заблуждался, полагая, что некогда ты отделился от Всевышнего (поэтому обладаешь одной с Ним природой), но теперь ты сам по себе, ты - творец своей судьбы, кузнец собственного счастья. Ты - тот, кто будет ошибаться и пожинать горькие плоды, открывать нечто и пожинать сладкие плоды прозрений, улучшать себя и т.д. Эта ахинея сидит в нас, даже в самом законченном пессимисте, меланхолике и социопате. Это определяющее нас ядро. Это ответ на вопросы: кто я и каков я? Вот это и есть кувшин. Йог разрушает его, потому что понимает: я знающий бытие, потому что Всевышний знает бытие, а я – частица этой Его способности. Тогда разрушается кувшин. Тогда я понимаю, что в части Целого на самом деле не могут присутствовать эти сепаратные желания. С чего бы, откуда? Если я – часть реки, я нахожусь в течении и это не мое течение, не течение соседней капли, это течение реки.

Как Дхритараштра остановил причину всех желаний? Как он отвратился от всякого вдохновения? Как он смог отречься от всех карм? В этом понимании ответ на эти вопросы. Это понимание и есть все то, что здесь перечислено. Дхритараштра не говорил себе «нельзя», не делил свои желания на хорошие и плохие, не старался одухотворить свои побуждения. Он даже не пытался привести себя к уровню, который позиционируется очень высоким: когда я настолько чист, что мои желания не противоречат Его желаниям. Кувшин разрушен и есть только цельное небо, а я – его часть. Я не исчез, не растворился, не слился, не решил, что я и есть это небо, которое засунули в кувшин. Я просто разрушил кувшин.

Здесь обретается виджнана, что Бхагаван – не просто какой-то персонаж, Которого ты можешь любить до какой-то степени. И ты можешь себя подчинить Ему, сцепив зубы, или найти в Нем что-то привлекательное, чтобы мотивировать свою преданность. Нет, ты понимаешь, что преданность Ему проистекает из того, что ты и Он – одно, экатва. Ты – Его часть. Его интересы становятся твоими интересами. Ты понимаешь, что природа самого понятия «интерес» в Нем абсолютно другая. Поэтому Дхритараштра не нашел в себе какие-то духовные побуждения, он отвратился от любых побуждений, от всякого рабского принуждения. Он вдруг обнаружил, что находится в восторгающих объятиях абсолютной свободы Брахмана.

Сам Брахман не подчинен полярности движения от чего-то к чему-то. Ему некуда и неоткуда двигаться, Он есть все, поэтому в самой Своей природе Он сразу везде. Он Своей малой частицей имеет всю ананду. Он – источник умиротворения, Который может купаться в этом умиротворении в бесконечных масштабах. Йог начинает уже опытно видеть и сравнивать, сколь естественно, велико и единственно достойно это состояние нахождения в абсолютной природе свободы Брахмана, абсолютной самодостаточности, и насколько страшна, убога, унизительна и болезненна любая направленность. Йог начинает видеть воочию, что такое направленность. Это следствие дефекта, когда у тебя чего-то нет, когда ты дефективный.

Что такое устремленный человек? Это страдающий от патологии, дефекта, когда у него чего-то нет, и он пытается компенсировать свой недостаток. Когда голодный, истекая слюной и желудочным соком, тянется за едой. Когда человек, которому дико скучно, т.е. он пустой и не самодостаточный, фантазирует, придумывает себе какие-то развлечения, заполняет себя чем-то, стремится к полноте. Но если ты стремишься к полноте, значит, ты пустой, это факт для любого здравомыслящего существа. В Брахмане ты не бываешь голодным, пустым, тебе не бывает скучно, потому что нахождение в Брахмане - это нахождение в абсолютной исполненности. И это не твое, не ты добился этого. Это нас даже может смущать, нас это принижает: нам было бы приятней понимать, что у меня не было, а я заполучил своими усилиями эту самодостаточность. Но мы не понимаем, что это и есть печать нашей дегенеративности, что по природе своей мы ущербны. Если у меня чего-то нет, значит то, что у меня появляется, я взял у кого-то. Когда же разрушается этот кувшин, мы понимаем, что нет этого дегенеративного «я», поэтому и говорится, что фиктивная личность гибнет в разрушении кувшина. Истинное «я» обнаруживает себя в основе, в Брахмане. Основа значит: каков я на самом деле. На самом деле я – Брахман, потому что я – Его часть. Я не равен Ему, я всегда остаюсь Его частью, поэтому Он – моя определяющая основа. И все совершенство, вся полнота, вся абсолютная свобода, которая не нуждается в том, чтобы нуждаться, становится и моей тоже. Бхакти, которое возникает в этом единстве, это не бхакти вкусов, не бхакти того, что маленькое живое существо может паразитировать на большом, видя, сколько всего у Него есть, сколько можно этим наслаждаться в танцах расы, сколько можно развлекать себя скучными вечерами. Нет, ты обнаруживаешь этот океан внутри себя, потому что ты видишь, что Знающий бытие – внутри и снаружи. Ты понимаешь, что ты всегда находишься в Его объятиях, и изнутри тебя также наполняют Его объятия, Его природа, Его полнота. Ты понимаешь понятие Пуруши, ты понимаешь, Каков Он, именно в силу того, что ты больше не наблюдатель со стороны. Ты – часть Его совершенства. Ты – Его совершенство, ты – Его ананда. Как Он обнимает Тебя, так ты обнимаешь Его. Вот это понятие экатвы, о котором говорит Шастра.

Когда йог погружается в эту жизнь, когда это становится его виджнаной, само понятие моих желаний, как ориентира, как критерия, как смысла жизни, отваливается как сухие листья с дерева. Это просто прошлогодняя листва, это то, что было. Мы можем помнить об этом в переходный период, пока мы еще здесь, но уже погружаемся в бытие Брахмана. Как дерево чувствует на себе сухую листву, но эта связь между деревом и сухой листвой уже формальна, придет время и листва опадет.

Очень важно прийти к этому пониманию. Направлять себя, проникаться тем, что говорит Нарада и другие садху в Шастре. Потому что другого бхакти не бывает. Потому что у прапатти должна быть настоящая основа. Не искать в виде основы что-то, что меня сможет просто вдохновить не бросать кришнаитские кармы, чтобы по вечерам мне не было страшно от размышлений: жизнь идет, я умру, а так ничего стоящего и не сделал. Должна быть настоящая основа для прапатти. Движение к положению амши, движение в плане разумения как раз приближает нас к этой основе. Это основа в действенном ключе, в ключе йоги. Это то, что я должен думать, привносить внутрь себя, напоминать себе, пропускать через себя, как ободряющее напоминание Истины, как фокусировка больного глаза, когда все размыто и видны только мутные миражи. Нужно прибегать к корректировке, чтобы видеть правду, чтобы начать жить в реальном мире.

И, конечно, с учетом того, что Дхритараштра направил себя к этой жизни, решился полностью посвятить себя йоге, ни Йудхиштхира, никто либо иной, как объекты мира пракрити, не могли быть препятствием. Таких людей не связывает чья-то забота. Уже смешно к Дхритараштре применить понятие долга Йудхиштхиры. Кармы просто разрываются, отделяются от такого йога и любые понятия, связанные с миром пракрити не актуальны. Они словно оказываются в параллельной реальности по отношению к такому существу. И это в действительности становится финальным доводом Нарады, коим он хотел вразумить Йудхиштхиру. Это не просто моральное утешение, это обращение к джнане.