После того, как Нарада сообщает Йудхиштхире, что Дхритараштра и его супруга с Видурой отправились в Гималаи, далее в 53-54 стихах он говорит следующее:

Нарада описывает практику, принципы жизни, которыми ныне руководствуется Дхритараштра. Что значит «подчинивший тело, подчинивший дыхание, отвернувшийся от шести чувств»? Можно ли сказать, что он больше не чувствует никаких потребностей и желаний тела? Что он может обходиться без дыхания, может не ощущать импульсы, приходящие через индрийи? Или, по своему желанию, отключать и включать их?

В Гите (15.7) Шри Кришна дает очень интересную формулировку:

В мире живых существ каждое из них является моей вечно амшей. Но каково положение обусловленного живого существа? 5 индрий, через которые мы получаем непосредственную связь с миром пракрити и через которые возгораемся камами, и 6-ой - ум, находящиеся в пракрити, тащат живое существо за собой.

Та подчиненность, о которой идет речь в стихах, говорит о том, что у Дхритараштры больше нет этого принципа, не karṣati – не тащат за собой ум и чувства, не увлекают. Они ощущаются, как примитивные ощущения (грусть, счастье и т.д.), побуждения (голод, жажда, усталостьи пр.), но сломлен сам этот принцип. Поэтому говорится, что hari-bhāvanayā разумением Шри Хари разрушается malaḥ сквернящее от раджаса, тамаса и саттвы. Собственно, сквернят не сами гуны, а увлеченность ими.

Читая то, как стал жить Дхритараштра и многочисленные подобные описания, относящиеся к другим подвижникам, упоминаемым в Шастре, поначалу возникает некая симпатия, мечтательное вдохновение. Нам импонирует образ невозмутимого отшельника, который сидит в позе «лотоса», возведя к небу глаза, не реагирующий ни на какие раздражители, находящийся в божественном умиротворении. Ему все равно, какое государство на какое напало, ему безразлично, какие в мире происходят катаклизмы, его не волнует, получит ли он в следующем месяце зарплату и т.д. Мы симпатизируем его умиротворению, удовлетворению, счастью. Нам симпатична мысль, что он отбросил любые устремления. Читая подобные истории, как ориентиры того, к чему приходят «чистые преданные», мы осознанно или подсознательно перетаскиваем и на себя этот образ. Конечно, мы не впадаем в крайний маразм, считая, что тоже сидим в горах, в рубище, пьем одну лишь воду, и ничего нас не трогает, мы полностью погружены в божественное счастье. Но мы пытаемся пережить некий схожий опыт, у себя дома или в контексте мечтаний о будущем, к которому мы обязательно даже не придем, а скатимся нашими повседневными практиками. Мы пытаемся пережить подобный опыт, потому что видим пхалам (плод) религиозной практики. Пусть это не обязательно будет выглядеть как формальное отречение, что мы соберем узелок и уйдем на Урал или в Карпаты медитировать. Но если даже это будет дома, мы представляем себе такую невозмутимую отрешенность.

В действительности наша духовная жизнь, садхана, в слишком большой степени является религиозным туризмом. Мы похожи на людей, которые приезжают в те же Гималаи или еще куда-нибудь и за ручку с экскурсоводом посещают вот такие удивительные, интересные, полные впечатлений, запоминающиеся места. Экскурсовод что-то рассказывает: «Вот в этой пещере сидит такой-то йог, столько-то лет он тут сидит, 20 лет назад оброс лишайником, пьет одну воду, ни с кем не разговаривает». Все видят, как светится его лицо божественным счастьем и умиротворением. «А теперь все, кто заплатил дополнительные 100 долларов, могут сесть рядом с ним. Скрестите ноги, закройте глаза и почувствуйте эту энергию». Человек садится и начинает чувствовать, какой он отрешенный, как он сидит с ровной спиной, как погружается в медитацию. И очень хочется локтем толкнуть соседа, чтобы его глазами посмотреть со стороны: ну, каков я трансцендентальный?

Конечно, все это утрированно, но принцип тот же самый. Мы пытаемся пережить такое впечатление, пытаемся пройти через интерактивное путешествие в мир самадхи в той или иной степени, в том или ином виде. Но, как я уже сказал, это просто религиозный туризм. Мы выбираем то, что нам симпатично и приятно из этих образов, и любуемся со стороны, примеряя их на себя, словно барышня-модница примеряет новый наряд и крутится перед зеркалом, представляя, как она будет смотреться в этом платье на вечеринке, как будет выходить из такси, гулять по вечернему городу. Тут же включается воображение, и человек представляет. Но тот, кто в практике соприкасается действительно с тем, о чем говорит Шастра, сталкивается с совершенно другим опытом, с другой стороной. Если человек здраво прочтет эти и подобные им стихи, появится мысль: «Боже мой, как это беспросветно скучно, пресно и нудно!» И это будет адекватное восприятие.

Наш чудовищный и вместе с тем тонкий, изощренный самообман (среди прочего) заключается в том, что мы остаемся такими, как есть, но когда нам хочется этого, когда есть настроение и условия, когда не отвлекают вкусы и заботы, мы запускаем в мир садханы своих фантомов-двойников. Там мы действительно можем понаслаждаться. Где-то с 15.30 до 19.15 мы можем насладиться отречением. Потом, когда надоест, встать и пойти жить дальше чем-то другим. Но Дхритараштра и другие подвижники приняли совершенно иной принцип жизни. Они не играли в религию, они не занимались религиозным туризмом.

Отбросивший любые устремления, отвернувшийся от 6-ти чувств - это не красивая поза человека, который блаженствует внутри чем-то непонятным: о, он нашел новый «наркотик». Это нам так хочется видеть. Пусть это будет не раджа-, тама- и саттва-гуны, пусть это будет какая-нибудь трансцендентальная Кришна-гуна, которой мы будем наслаждаться вместо этих «низкопробных» гун. Мы согласны отказаться от кам, но только при этом отлично понимаем, что вместо этой камы, краткосрочной, несовершенной, которая нас разочаровывает, должна быть предоставлена лучшая альтернатива, т.е. более совершенная кама. Побуждение, которое точно также будет karṣati, нас тащить, увлекать вперед, причем бесконечно и со все больше нарастающей сладостью, открывая нам все новые и новые увлекательные картины божественного мира, даршаны, нектары, расы и прочий перечень всей этой дури. Вот это мы видим в отречении Дхритараштры, это мы видим неким приемлемым плодом садханы. Ради него мы готовы поститься, терпеть аскезы, заниматься странными для большинства людей вещами. Но то, что прямым текстом Шастра говорит в отношении Дхритараштры и других садхаков, это совсем другое. Этот мир для того, кем я сейчас являюсь, безысходно скучный и пресный. И когда человек к этому понимаю начинает хотя бы приближаться, это его опаляет, как костер усы любопытной кошки. Мы инстинктивно чувствуем, что здесь что-то не то.

Когда нам говорят какие-то вещи без привычных ширпотребовских сектантских прикрас о божественной любви, экстазе, расе и пр., мы нутром чувствуем, что здесь что-то не то. Потому что мы не можем найти, а за что же здесь уцепиться. Вы говорите, что морфий, кокаин - это ужасно, хорошо, мы не против отказаться от этого, но дайте нам взамен героин, крэк или что-нибудь еще. А как иначе? Ради чего тогда что-то менять, от чего-то отказываться, совершать усилия, какой смысл? Религиозный туризм продолжается до тех пор, пока человек не решается выйти за этот круг: кокаин, героин, марихуана, крэк и пр. Если не одно, то должно быть другое. Если не материальное счастье, то дайте мне божественно побалдеть. А иначе зачем? Другого смысла нет. В голове, как стальной болт, вбита одна направленность, и ни в коем случае это нельзя подвергать сомнению, это аксиома. Но пока мы не начнем думать, пока у нас не останется этих необдуманных аксиом, с которыми мы просто соглашаемся, которые сидят у нас в «подсознании» и определяют нас, садхана не сможет развиваться полноценно, не будет никакой йоги, будет религиозный туризм. При этом совершенно не важно, что мы делаем: сидим дома и объедаемся «сладким Говардханом», считая, что это практика, или ушли в Гималаи и там забрасываем ногу за ухо -разницы никакой не будет. Я должен внутренне принять, что сам принцип того, что меня тащат какие-то побуждения вперед, должен быть отвергнут. Пока я не пойму, что я должен выйти за пределы этого алгоритма, ничего не получится. В Шрути говорится:

Мы считаем, что все эти устремления к материальным усладам не страшны. Главное, чтобы это был не грех. Мы вроде бы отошли от уровня христианства, когда человек смотрит на Ваишнава, с непониманием выпучив глаза: «Я же не делаю каких-то страшных грехов. Я не убиваю человека, не ворую, какой ад, о чем вы вообще говорите?» Мы понимаем, поскольку имеем более прагматичный религиозный подход, что это, как минимум, очень уж примитивный религиозный взгляд. Но по факту наш взгляд не многим лучше. Мы используем тот же принцип, просто наш список «можно-нельзя» более широкий. А толку-то? Это положительно с точки зрения улучшения будущей кармы, но если мы хотим выйти из-под рабства кармы, в чем же здесь преимущества?

Это не вопрос того, что мы и так много всего делаем, от многого отказались, а на нас еще что-то навешивают. Это просто необходимость признать объективный факт. Потому что религиозный туризм не может никого освободить из рабства самсары, это в принципе невозможно. То, что мы видим в примере Дхритараштры, это обдуманное, зрелое решение разорвать путы самсары. Когда мы слышим эту формулировку, для нас это такой загадочный процесс перемещения из материального мира в духовный. Берут дживу и перемещают в другой мир. Нет, принцип выхода из самсары это не перемещение откуда-то куда-то, это изменение принципа существования. Сложность, с которой мы неизбежно столкнемся при этом, заключается в том, что мы как раз не получаем пропорциональную компенсацию здесь. Когда мы отказываемся от принципа камы, мы ожидаем, что вот мы отказались на 5%, тут же у нас на 5% этот объем заполнится альтернативой: духовной камой, духовным блаженством. Так не получится, это не возможно. Потому что в принципе нет никакой духовной камы, в духовном мире абсолютно другой алгоритм устремленности, принятия решения, жизни самой по себе. И в одном сосуде, живом существе, они не сосуществуют. Не бывает так, что живое существо наполовину полно камами, иллюзиями баддхи, а наполовину, как говорят в ИСККОН, у него развился духовный вкус и чем больше его, тем сильнее он тащит вдохновением, желанием и прочим живое существо в духовный мир. Как кришнаиты говорят: «Бхакти – это процесс вкусозамещения». Для разумного человека здесь уже очевиден обман. Для духовно безграмотного человека даже непонятно, в чем здесь обман. Где мы во всем этом? Мы как кобыла, которую из арабского жеребца перекрасили в зебру, а она в это время стоит и жует травку. Мы как не существовали, а вместо нас существовали вкусы, которые нас куда-то тащили, так и не существуем, теперь другие вкусы тащат нас в другую сторону. Но мокша – это изменение самого принципа существования. Поэтому то, что мы видим как пхалам, к которому умышленно пришел и в чем остался Дхритараштра и ему подобные, - не какой-то божественный подсластитель. Это очень унылая жизнь для чувств.

Что значит, что он отвернулся от шести чувств? Это значит, что им больше не по дороге – Дхритараштре и его чувствам. Заметьте, он не сделал их духовными. Это была бы более привычная и понятная нам формулировка, нам же столько лет лапшу на уши вешали, что чувства становятся духовными. Но нет, pratyāhṛta-ṣaḍ-indriyaḥ, отвернулся от шести чувств. Потому что нельзя их сделать духовными. Нельзя, как писал Нароттам, перечисляя присущие баддха-дживе пороки, повернуть их к Кришне: «Свою похоть я обращу к Вишну, буду как гопи. Свой гнев я обращу на врагов Вишну и т.д.» И только зависть он не смог никуда приткнуть, поэтому с завистью он решил расстаться. Остальное, как блинчик, перевернули на другую сторону, и жарим дальше: теперь это духовное, теперь это божественное. Так не бывает. Но людям ближе именно такой подход. Потому что есть любовь к себе, есть жалость к себе. Потому что есть нежелание на самом деле что-то менять. Есть желание пережить какие-то впечатления, более легкие, спонтанные и увлекательные. И это нормальное положение дел, это устройство пракрити. Это не клеймо того, что ты хуже всех. Это также природно, как снег зимой. Но ты должен выбирать: или ты будешь природным и будешь дальше оставаться в природе (в самсаре), или ты выйдешь отсюда, но тогда ты должен стать абсолютно не природным.

Это то, на что решается Дхритараштра. Он не пошел искать улучшения. Как ни крути, его шаг, если называть все своими именами, это умышленный шаг к ухудшению своей жизни. Притом из объяснения Нарады мы видим, что ухудшение это умышленное: не просто так случилось, а он этого хотел и делал, целенаправленно прилагал усилия. Велика должна быть решимость слепого старого человека уйти в отречение, а не молодого брахмачари испытать себя в лесу. Он не только ушел из дворца Пандавов, не только оставил материальный достаток, заботу о себе, не просто оставил жалость к себе. Самое главное описывает здесь Нарада: «он оставил всякие внутренние побуждения».

Это вопрос осмысленности того, куда ты идешь на самом деле. Ты идешь целенаправленно к скорби, унынию, пустоте? Да нет же! Но ты идешь принимать их, как неизбежную часть процесса отмирания своих корней в мире самсары. До тех пор, пока ты живешь импульсами, устремлениями, вкусами, побуждениями и прочим, каким образом ты можешь вообще выйти отсюда? Как мы представляем себе духовную жизнь? Нельзя покинуть самсару, каждый день подпитывая свои корни в ней, усиливая камы, считая их нормальными, правильными, неизбежными и прикладывая усилия к реализации этих кам. Это движения в противоположных направлениях, их не получится совмещать. Даже если мы будем делать равные усилия и в сторону освобождения, и в сторону реализации своих кам, мы будем стоять на месте: шаг вперед, шаг назад. Но если уж говорить начистоту, то усилий в сторону садханы мы совершаем куда меньше. То есть, по сути дела мы сталкиваем себя в обратную сторону. Но мы считаем, что так и надо. Мы же что-то делаем! Да, естественно, мы что-то делаем, и у всего будут свои пхалам: будут результаты пунйа-кармы, может быть, мы даже на Сваргу попадем, а потом вернемся обратно. Устраивает ли нас это – вот в чем вопрос.

Дхритараштра шел к мокше, к тому, чтобы принять бытие существа, о котором он знал, но опыта которого он не имел. И это единственно нормальное положение садхака в самсаре. Мы не переползаем в божественный мир, как гусеница через веревочку: наполовину мы уже там, и пока ноги у нас еще барахтаются в самсаре в каких-то кармах, грудь с головой и руками уже танцуют с Кришной на Вайкунтхе. Так не получается. Происходит полное преображение здесь. И факт для мыслящего человека, не страшащегося принять объективность и назвать вещи своими именами, в том, что его жизнь даже не столько внешне, сколько внутренне будет очень пресной и пустой. Потому что ты отказываешься не просто от каких-то поездок на Карибы и прочей галиматьи, ты отказываешься от внутренних побуждений, ты отказываешься подпитывать свои корни в самсаре. Все, ты собираешь чемоданы, чтобы уйти. Согласитесь, странно выглядит человек, который вроде бы решил уехать из дома, но когда приходим к нему, мы день за днем видим, что, хотя посредине комнаты стоит небольшая кучка чемоданов, при этом он бегает и думает, куда здесь лучше прибить полочку, его беспокоит, что стены не покрашены, он думает о том, как здесь лучше сделать вентиляцию, он ходит и оценивает, какой из углов лучше, чтобы здесь спать, он послал телеграмму родственникам с приглашением в гости. Не выглядит странно? Большинство людей делают именно это: они не рвут с этим миром, они укрепляют связи с ним. И религия в действительности у них – одна из связей с этим миром, одно из приключений, один из корней в самсаре. Как порошок манго придает плову кисловатый приятный аромат, также религия придает нам удовольствие от осмысленности, чистоты жизни. Это своего рода анальгетик. Средство против аллергии на тупую, бессмысленную жизнь. Мы просто принимаем вещество, которое устраняет раздражение, мы больше не чувствуем себя бессмысленно живущими эпикурейцами. Мы как бы при деле, мы имеем смысл, имеем возвышенное предназначение, и нас это утешает. Но это просто религиозный туризм.

Понятно, что речь не идет о какой-то абстрактной степени искренности. Искренности в чем? Должна быть адекватность. Мы иногда десятилетия практикуем, но если с этой здравой точки зрения посмотреть, мы как будто занимаемся подготовкой к духовной жизни, но не самой духовной жизнью. Мы как будто просто пробуем какие-то маленькие разрозненные части от нее, чтобы получить некое вкусовое представление из чего она состоит. Но когда мы, собственно, начнем? Оставим это на 90 лет, на следующую жизнь? Когда? Наша проблема в том, что вдохновиться на это мы можем очень легко - «джай!» и побежали. Но вдохновение здесь как раз и не нужно. Дхритараштра не был вдохновлен, он пошел не потому, что его вдохновили. Он пошел по разумению, с помощью Видуры, с помощью джнаны, но это его решение, и он к нему шел. Не к самоуничижению, не к мучению, он не страдал маразмом: «пусть мне будет как можно хуже». Он принял решение, что ему действительно необходима мокша. Нет смысла ни улучшать, ни ухудшать свое существование в самсаре. Есть смысл только в исходе. Этот исход - это не физическое перемещение куда-то, это не исполнение перечня предписанных карм. Это значит - разорвать рабство от примитивного двуполярного существования: от неприятного к приятному. Остановиться, посмотреть в пространство, в бесконечность, прекратить это бессмысленный бег. Мы же не можем заниматься садханой, у нас нет времени: мы ищем приятное или средство избежать неприятного. Нам нужно остановиться и смотреть во вне. Но наша убежденность в правиле «больше приятного, меньше неприятного» не дает нам смотреть в сторону, не дает абстрагировано мыслить, принять объективность такой, какая она есть. Мы не способны принять правду, принять джнану, мы способны только дальше бежать между этими двумя полюсами и больше ничего. Нас не смущает это, и это плохо. Вдохновение нам не нужно, потому что вдохновение – это все тот же принцип движения от минуса к плюсу, это и есть принцип самсары. Мы ждем, чтобы нам дали пинка под зад, вот тогда мы будем совершать садхану. Мы не понимаем, насколько это глупо звучит с точки зрения Реальности. Мы хотим свободы, так что оденьте на нас еще один ошейник, который нас потащит к ней – это нонсенс!

Дхритараштра не занимался самолюбованием. О, какой я отреченный! О, как я смотрюсь с длинной бородой, я пью одну воду, я могу закрыть глаза и отключиться. Изо дня в день он шел сквозь внутреннюю пустыню, когда нет устремлений, побуждений, вкусов. Они где-то там тлеют и пытаются взять власть обратно, но Дхритараштра делает то, что неприемлемо для самсарина. В чем жизнь самсарина? Он заглядывает с самого утра внутрь себя: где заколет желание, где подует ветерок вдохновения, чего бы мне хотелось? Может быть, вот это скушать? А, может быть, туда пойти? Вот мне нужно сегодня сделать это, нужно вдохновить себя: что в этом приятного?.. Мы не делаем это осмысленно, но мы делаем это постоянно. Потому что рабы побуждений, рабы «поводков», за которые нас обязательно должны дернуть. Самсарин ищет в этой пустыне, где что-нибудь тлеет, чтобы бросить туда соломы, чтоб наконец-то сгореть в огне увлечения. Чего-то мне должно хотеться, куда-то меня должно манить. Садхак находит внутри тлеющее побуждение и льет на него воду, закапывает песком, гасит. Прямым текстом говорится: «он отворачивался от шести своих чувств, он отбросил любые свои устремления». Просто ради факта, чтобы просто это сделать, чтобы просто побыть в пустоте? Нет. Он делает это, потому что ему нужна возможность идти к Брахману, ему нужна возможность разуметь себя амшей Парабрахмана. Ему необходимо опытно в своем восприятии отторгать себя от мира пракрити. От всех этих увлечений, вкусов, симпатий, антипатий и других подсказок для идиотов, которыми полон весь наш мир: куда мне идти, чего мне хотеть, к чему мне стремиться и от чего убегать. Не надо! Хватит! Я хочу разуметь правду. Для этого я не должен бегать как собачка за каждым мячиком, который мне кинут. Иначе невозможно.

Вот почему Дхритараштра не просто вынужденно, скрипя зубами, соглашается на жизнь без вкусов, без увлечений, без воодушевлений, а воспринимает это органической частью садханы. Это путь к свободе, к мокше. Вот то, что содержится внутри описанного Нарадой. И это не вопрос избранной дюжины человек, которые на протяжении всей истории ушли в Гималаи. Это объяснение того, в чем внутренняя, базовая слагающая садханы: чего нам ждать, как нам относиться к происходящему внутри, к чему осмысленно идти, что считать желанным, нужным для себя, а что противоположным.