Освободившись от рабства, порожденного действием, невежества и похоти, стал сострадательным ко всем живым существам, умиротворенным, милостивым, самосознающим.

Чтобы освободить себя, околдованного иллюзией в образе женщины, используемого ради забав, словно животное на привязи...

Когда живое существо сбрасывает с себя такое гипнотическое воздействие похоти и тьмы невежества, чистые склонности, которые Шри Кришной в Гите провозглашаются Знанием, начинают проявляться в живом существе. Это свидетельствует о том, что они присутствуют в нем. Когда эти искажающие, контролирующие покровы уходят, то, словно сияние золота, с которого счистили грязь, начинают проступать свойства живого существа: внутренняя умиротворенность, сердечное, понимающее отношение к другим живым существам, сострадание к ним и погруженность в духовную природу, присущую живому существу (атме). Своего рода, это одна из праман, свидетельствующая о правоте Шастры, которая описывает атму, как частицу Нарайаны по своей естественной природе. Это то, что естественно присуще дживе. Поэтому, когда в ходе садханы, живое существо очищается, ему становятся безразличными гнусные вещи, к которым его подталкивает баддха, покрытие.

Кроме того, здесь показывается сущность отношений (любовных или каких бы то ни было иных) между людьми. Аджамила описывает, как он видит себя: krīḍā-mṛga - животное для игры, домашний питомец. Женщина владела им, как зверушкой, с которой можно играть, владеть, управлять. Так он увидел себя. Пришло понимание, что это не его настоящая нужда, не его решение — служить этой женщине, грабя, обманывая, и на эти деньги покупая ей украшения, одежды, еду и т.д. Это веревки, которыми она управляла им, как кукловод марионеткой, используя свои чары, воздействуя на его похоть, давя на его привязанности и тонкие чувства. И когда Аджамила смог посмотреть на происходящее со стороны, он увидел «механику» того, что происходило с ним.

Однако, следует отметить, что аналогичное происходило и с другой стороны. В человеческих отношениях каждый, с одной стороны - управляющий, а с другой - управляемый. Нити воздействия есть и там, и там. Мужчина может быть привязан к каким-то сексуальным удовольствиям, к ощущению того, что он глава, что от него зависят, что он лидирующее начало. И ему кажется, что он управляет. Но вместе с тем, он управляем женщиной. Потому что есть тонкие нити, от которых он зависит. Женщина видит их и пытается управлять мужчиной. Мужчина нуждается в женщине, в том, чтобы ощущать себя сильным, почитаемым авторитетом. Но в действительности это его слабость, как и любая нужда. Он привязан. И если он видит какое-то непочтение со стороны женщины, какую-то независимость, это ранит его. Он не получает того удовольствия, ради которого берет на себя ответственность, прилагая усилия и иногда, как Аджамила, даже нарушая законы Дхармы или законы государства.

Но еcли чуть глубже всмотреться в эту ситуацию, мы понимаем, что никто из этих двух существ никем не управляет. Оба они управляются пракрити. Это игра. И суть игры заключается в том, что обоим кажется, что они играют другим. Начинается соревнование: кто кого в большую зависимость поставит. Это есть везде: и у людей, и у животных. Женщина пытается показать свой независимый нрав и поэтому ведет себя зачастую как-то неадекватно, демонстрируя частые перемены настроения. А самец (мужчина) пытается показать, что у него хватит сил все это выдержать и сохранить равновесие. Поэтому существуют разительные отличия у людей в положении дел до свадьбы и после. До свадьбы у мужчины хватает сил демонстрировать, что он понимает все женские заморочки, а женщина показывает, что она очень признательна ему за это. Но потом, когда есть уже взаимные обязательства, когда цель достигнута и партнер уже покорен, терпеть и притворяться прямой необходимости нет. Поэтому мужчина перестает с пониманием относиться ко всему, а женщина начинает считать, что он стал страшным эгоистом. Начинаются конфликты. На самом деле, каждый поступает в соответствии с диктатом своей наимиттика-свабхавы, т.е. пракрити. Поэтому в Гите говорится:

Каждый ежесекундно должен действовать, он не может даже на миг прекратить совершать деятельность. Потому что, будучи авашаха (безвольным), подконтрольным пракрити, вынужден совершать деятельность, исходя из влияния гун пракрити.

Коварство игры в том, что это только кажется, что муж пытается играть женой, а жена мужем. На самом деле, оба – марионетки, которыми играет пракрити. Она, как девочка, играет с двумя куклами, одна из которых – мама, другая – папа, и девочка играет в семью. И на самом деле куклы делают просто то, что повелевает им делать эта играющая девочка.

Телесные «я» и «мое» отбросив, истинно ценное мыслю. Сосредоточу ум на Всевышнем, Его воспевая и прочее верша (слушая Хари-катху, помятуя, поклоняясь Ему, совершая садхану).

Речь идет об отказе от самой концепции, согласно которой, я нахожусь в центре и вокруг меня существует «мое». Неправильно подразумевать под этим примитивное общепринятое представление об эгоизме: я – самое главное, а все вокруг должно принадлежать мне. На самом деле, так немногие думают. Эта концепция отображает другое: есть я – тот, кто принимает впечатления, получатель ощущений. «Мое» - то, что способно вызывать во мне эти ощущения. Это концепция бхоктритвы. То, что не вызывает во мне никаких ощущений, находится за пределами моей «вселенной», для меня оно не существует вовсе. Любой предмет или живое существо начинает существовать для нас в тот момент, когда оно вызывает в нас какое-то ощущение: приятное, неприятное, желаемое, не желаемое, слабое или сильное. Я его вижу, собственно, не как таттву, не как объект: живое существо не имеет представления о сущности того, что оно воспринимает. Нам важнее, как это воспринимаемое переживается мною. Это феномен впечатлений.

На самом деле даже меня для самого себя нет, потому что дальше, глубже, чем слой впечатлений, я не иду. Это факт. Например, я ем лобстеров. Кто я? Я – чувствующий то, что я ем, переживающий какое-то ощущение. Поэтому мне кажется, что я - гурман, я получаю определенное удовольствие. Я беру караталы, пою мантру и пытаюсь воспринять, что же я ощущаю, когда это делаю. О, это вызывает во мне удовольствие, какое-то головокружение, вдохновение, еще какие-то переживания. Стало быть, я – Вайшнав. Почему я так считаю? Потому что я получил впечатления. Есть объекты, например, Божество, звук, есть карма, как один из объектов, которые я воспринимаю, а я – тот, кто принимает, переживает эти впечатления. Глубже этого я не иду. Таким образом, мне не известно, что я из себя представляю. Я сам для себя – просто отражатель впечатлений, которые попадают в меня, отражаясь от объектов этого мира. Соответственно, я не вижу сквозь эти впечатления сами объекты. Я не имею представления о том, что это за живое существо, что это за явление, что это за действие. У меня нет джнаны об этом. Я не знаю, я не вижу. Все, что я вижу, это разделяющий меня и суть этих объектов, слой впечатлений, как яркий блеск, который слепит меня. Все, что я вижу, это сияние. Но кто сияет, я не вижу. Поэтому этот мир и называется миром иллюзии. Живое существо пребывает здесь в каком-то полусне. Оно видит абсолютно субъективные вещи, просто впечатления. Все, что его окружает, чем оно живет, это впечатления. И поэтому единственное, с помощью чего оно как-то ориентируется, делает свой выбор – ощущения. Как я выбираю религию? По ощущениям. Я получаю впечатления. Я продолжаю пребывать в том же галлюциногенном бытии, не в реальности. И абсолютное большинство религиозных людей пребывает именно в таком бытии. Все, на чем основывается их выбор, их суждения - что лучше, что хуже, что правильно, что не правильно - это их впечатления, которые они получают, придя в церковь, вознеся молитвы. Я что-то почувствовал, и это ощущение было настолько сильным, что оно все решило за меня: да, здесь истинно присутствует Бог! А какая прамана? Только интенсивность ощущения. Этот наркотик оказался сильнее, это впечатление оказалось сильнее, и ничего больше.

Но тот, кто действительно стал на путь Истины и о котором говорится athāto brahma jijñāsā, отбрасывает эту концепцию «я» и «мое». Он начинает мыслить, сознавать то, что настоящее, то, что ценно. К этому он обращает мысли. dhāsye mano bhagavati он обращает мысли к тому, что является Откровением Бхагавана, что в нем не обязано вызывать никаких ощущений, впечатлений и т.д. Он начинает менять систему своего восприятия, систему ценностей, принцип суждений. Потому что он понимает: сейчас я в бреду. Все, что мне хочется принять, и все, что мне хочется отвергнуть — это прослойка впечатлений. Судить по ней об Истине неправильно.

Так обретя sunirvedaḥ (настоящее, дивное, божественное Знание) непродолжительным слушанием Садху, в Гангадвар отправился, освободившийся от всех уз, которые его связывали.

Вследствие откровения, которое принесли Вишнудуты, Аджамила обрел Знание, за счет которого и смог отбросить этот принцип существования по впечатлениям. Потому что впечатления говорили ему, что поскольку мне с этой женщиной хорошо, то это правильно, так и надо. Если ради этого требуется совершать деятельность, которую кто-то считает неправильной, я буду ее совершать. Ведь мои чувства, мое сердце (как часто духовнобезграмотные ссылаются на оный орган, как на непогрешимое начало!) подсказывают мне, что это правильно, что это любовь. Таков мир впечатлений.

По милости Садху (не какой-то абстрактной милости, а благодаря Хари-катхе Вишнудутов) Аджамила получил альтернативу. Он сделал свой выбор, за счет чего и смог измениться.

Он в той обители Господа пребывал в йоге. Изъял чувства из области их пребывания и погрузил ум в Атман.

Это то, что советуется делать тому, кто действительно стремится выйти из-под рабства иллюзии. И в Гите говорится:

Поэтому ты, о Бхаратаршабха, вначале возьми контроль над чувствами. Это греховное начало одолей, которое предает забвению знание и мудрость.

Это в первую очередь. Мы обсуждали это, говоря о том, что сначала индрийи получают сангу с вишайей (объектами материального мира). И поскольку у бхоктритвы есть определенные вкусы, санга с этими объектами вишайи вызывает каму. Поэтому первое, что рекомендуется, это изъять инрийи из области их пребывания (отстраниться от объектов вишайи). Это необходимый элемент вайрагйи для садхаки. В меру своей решимости и своих сил садхак должен это сделать. Если же он будет направлять свои индрийи в те объекты, которые вызывают в нем привязанность, которые усиливают в нем эту концепцию «я» и «мое», он не сможет выйти из-под контроля иллюзии. Он должен взять под контроль свои индрийи. Индрийи должны перестать вести его к объектам их пребывания. Йог, который позволяет своим чувствам бродить по вишайе, никогда не добьется успеха. Тот, кто не уходит в отречение, должен также учиться контролировать свои чувства. В частности, для этих целей существуют определенные враты, предписанные Шастрой. Как определенный минимум, соблюдать их должен каждый садхак, независимо от того в каком ашраме (жизненном укладе) он находится. Принцип вайрагйи обязателен. Ты можешь ссылаться сколько угодно на свое «бхакти», которым ты называешь собственные ощущения, но Шастра в этом неумолима: если ты действительно искренен, если ты действительно хочешь совершать садхану, ты должен изъять чувства из областей их пребывания. Отдернуть свои чувства от объектов вишайи, как черепаха втягивает свои конечности под панцирь (пример из Гиты).

Затем от гун сознание увел погружением в Атман. Соединился с Божественным бытием, с Брахманом, с созерцаемым Атманом.

Следующее, что делается – отделение себя, своего сознания от гун. В Гите говорится:

Мудрый человек (таттвавид – знающий суть, таттву) отделяет гуны и кармы от себя. Качества (склонности, вкусы) баддха-дживы устремляются к гунам, качествам вишайи, к качествам того, что она воспринимает. Поэтому садхак не позволяет себе соединяться с этими гунами, стремиться к ним. Уйдя за пределы этой концепции «я» и «мое», садхак престает быть ослепленным сиянием впечатлений, этой прослойкой. Он начинает видеть то, что за ней - таттву, поэтому и говорится таттвавид.

Глазами Знания садхак начинает воспринимать и постигать, что таттва и гуны – разные понятия. Гуны это то, что мы получаем как впечатления, качества. Бескачественный предмет для нас не существует. То, что мы видим, это гуны, качества. Качества, в зависимости от наших склонностей, вызывают в нас впечатления. Но знающий понимает, что таттва это одно, а гуны, которые эта таттва сейчас проявляет, это преходящее, это совсем другое. Во всем так. Какой-то человек кажется нам красивым. Его таттва сейчас проявляет такие гуны. Это на какой-то миг. Проходит время, и мы видим, что теперь наши впечатления другие: этот же человек стал некрасивым, дряхлым. Мать привязана к своему ребенку. Он умиляет ее своим лепетом, своими наивными попытками что-то сделать, что-то понять. Это одни гуны, одни впечатления. Она видит одно существо. Потом ребенок вырастает. Он не принимает ничьих советов, делает все по-своему, разочаровывает мать. Да, она чувствует к нему какую-то привязанность, долг заботиться о нем, но это уже совсем другое существо, потому что гуны изменились. Пройдет еще какое-то время и все это опять как-то изменится. Одни и те же места, в которых мы бывали: в прошлом они вызывали у нас радость – одни гуны, потом, возможно, потеряв человека, с которым мы были в этих местах, снова оказавшись там, мы будем чувствовать грусть — гуны изменились. Но таттва остается неизменной, и знающий таттву смотрит на таттву, на суть, в любую фазу проявления гун в этом мире. За счет этого он становится независимым, за счет этого он приходит к освобождению, он погружается в ништху, он становится стойким. Либо ты живешь впечатлениями, которые тебе навязываются, которые постоянно меняются и которыми ты управлять не можешь. Либо ты шаг за шагом постигаешь таттву и проходишь как бы сквозь эти гуны, потому что ты начинаешь исповедовать в своем восприятии другой принцип.

В садхане, в духовной жизни это также актуально. Есть трудные периоды, когда вдохновение уходит. Что такое вдохновение? Это гуна, это впечатление. Ты побывал на киртане – ты чувствуешь. Проходит неделя, и ты этот киртан просто вспоминаешь, но он больше тебя не впечатляет. Гуна изменилась. Таттва никуда не исчезла: ты можешь тоже сесть и спеть киртан. Но, может быть, нет какого-то человека или нет такой массы людей, поющих одновременно, - впечатления нет, гуна изменилась. Иногда просто, как кажется, беспричинно вдохновение уходит, и ты ощущаешь в области впечатлений какую-то пустоту. Это гуны, они приходят и уходят. Таттва остается неизменной.

Садхак, который ищет таттву, обращается к Бхагавану, к Сиддханте. Кто Такой Бхагаван? Он Абсолют, Он Брахман, частью Которого являешься и ты, и пракрити, и гуны. Внутри Него происходят какие-то трансформации: какие-то гуны проявляются, какие-то поглощаются, но Он Сам остается неизменным. И ты, как джива, остаешься неизменным. Чем больше садхак погружается в таттву, чем больше он выстраивает свое восприятие в этой линии (принимает эту правду, думает о ней, ставит ее во главу угла, а не ощущения, которые сегодня тебя возвышают, а завтра сгноят), тем более стабильным, чистым, свободным он становится. На примере жизни Аджамилы и других, мы видим обязательность, правильность этого.

Отделяя свое сознание от гун, Аджамила делал это погружением в Атман, в таттву, в неизменное начало. В то, что показывал Удаллака своему сыну в семени, которое тот разломил, — в основу, в сущность. Это созерцательное мышление, мышление, направленное на Брахман. «Таким образом, в своем сознании он соединился с бытием Брахмана». Здесь не говорится, что он растворялся в Брахмане, потому что уже в следующем стихе мы видим, что за ним прилетели Вишнудуты, чтобы забрать его в Дхаму. В своем сознании он стал существовать как частица Брахмана. Поэтому говорится yuyuje – он соединился с Ним, он стал существовать как часть таттвы. Он просто начал видеть, что есть гуны, есть ветерки впечатлений, которые исходят от этих гун. Все это существует: кармы, привязанности, ощущения. Я – просто воспринимающий, но не живущий в этом. Мы разделяем себя с этим миром, с этим существованием. И то, что мы находим, это Брахман. Чем больше живое существо погружается в бытие Брахмана, чем больше оно сознает себя частицей Брахмана, чем больше оно начинает действовать, как частица Брахмана, как исполняющий волю Брахмана, тем слабее его обусловленность, тем ближе оно к мокше.